ЭГОФУТУРИСТ О ФУТУРИСТАХ (1913)

Можно доходить в искании новых путей до пределов возможного и невозможного, но при одном, главнейшем условии — последовательности и непротиворечия самому себе.
Московские кубофутуристы грешат по этой части с самого явления своего на свет.
Когда появился первый периодический официоз русского (эго)футуризма («Петербургский Глашатай» — февраль 1912 г.)*, московская группа тепленьких модернистов, группировавшихся около умиравшего содружества «Гилея», выкинула флаг со словами «футуризм»! (На созданном уже фундаменте легче возводить успех.)
И, может быть, выбрасывая этот флаг, «гилейцы» комкали и рушили свои намерения и планы, — «жертва» была не из тяжелых, судя по последним выступлениям московской группы **.
К ранее высказанным тезисам москвичи прибавили «новые» «параграфы» «устава» (Кубо)футуризма.
— Уничтожить ритм, ибо он напоминает собой бесконечное капанье холодной воды на голову.
— Уничтожить (т. е. совершенно игнорировать) слово «Красота».
— Посвятить свое творчество всецело Современности.
— Создать новый язык взамен того, которым изъясняются торговки и дворники...
— Созидать заумный и вселенский (из одних гласных букв) языки, т. к. «наши переживания не успевают укладываться в слова (застывшие понятия)» и т. д.*** («Декларация слова» от 19 апреля 1913 г.).
Кроме заумного, предумного и просто неумного языков «поэт современности» должен «мгновенно овладевать» всеми наречиями земного шара.
Увы, иллюстрации москвичей к этим тезисам не выдерживают ни малейшей критики:
Японские (?) и арабские (?) стихи их представляют собой лишь далекую схожесть произношением звуков, а единственное слово, написанное еврейским начертанием, если вглядеться внимательно, читается одинаково (слева направо и справа налево) — «шиш» (!).
Думаем, что комментарии не требуются!
«Новые» рифмы и «отрицание ритма» московские футуристы подтверждают такими «стихами»:

...Угрюмый дождь скосил глаза.
А за
Решеткой
Четкой,
Железной мысли проводов Перина...

Но честь первенства в таком «рифмоновшестве» принадлежит В. К. Тредьяковскому, Эдгару По («Eldorado»), Вяч. Иванову, а в вольностях с ритмами Андрею Белому. Хотя бы его:

...Зовет за собою старик аргонавт,
взывает трубой золотою:
«За солнцем, за солнцем, свободу любя,
умчимся в эфир
голубой!..
(«Золотое Руно». — Золото в лазури.
М., «Скорпион», 1904).

Или, позже, г. П. Потемкин не писал разве (даже на страницах доступного толпе «Сатирикона»):

...В «Кафе де-Пари»
Сидели три Дамы Из «Ямы»
На одной была Шляпа с кроликом,
На другой — боа роликом,
А третья была Алкоголиком...

Стихи г. П. Потемкина печатались года три тому назад, а гг. москвичи хотят удивить мир своим «новым» рифмо- и ритмотворчеством именно теперь только.
Но не подобна ли вообще работа в этой области простой фальсификации? Ибо можно выкидывать какие угодно «антраша» с рифмой ****, но ритм ритмом всегда и останется, в каком порядке и дроблении слова ни пишите. Каждое слово есть само по себе частичная или целая стопа. Например, «рука» — разве это не ямб (? —), или «книга» — разве это не хорей (—?)?
Как ни разбивайте стихи — ритм в них всегда останется, ибо каждое слово (или сочетание звуков) плоть от плоти и кость от кости ритма...
«Уничтожив» ритм, московские кубофутуристы «кончают» столь же храбро и со словом Красота, т. е. со всем Прекрасным... Но почему-то в их изданиях мы видим:

...Если хочешь быть несчастным
Ты смотри во след прекрасным
И фигуры замечай!

...Заглаза красотки девы
Жизнью жертвуют всяк смело
Как за рай...

...И Ее тогда, несчастный,
Ты не смей уж звать прекрасной
Не терзай!..

Это из одной лишь брошюры, a если взять все?!. Творчеству московской братии, с ее громких слов, нужна только Современность. — «Пусть Пушкин пел природу, канавки русской деревни 20 годов, — мы живем сегодня и наше творчество должно петь сегодняшний день, его властителя — Город, но не так, как делали это Брюсов или Блок, повторявшие Пушкина, а сквозь призму собственного восприятия»!..

Поют:
Девий бог.
Дочь кн. Солнце. Мамонько! Уж коровушки ревьмя ревут, водиченьки просят сердечные.
Уж ты дозволь мне, родная, уж ты позволь, родимая сбегаю я за водицей к колодцу, напиться им принесу, сердечушкам-голубушкам моим...

«Созидание» «нового языка» — вещь «страшная» лишь на первый взгляд. Говор меняется с течением времени, пополняясь попутно новыми терминами, — против этого не возразит никто. Не найдутся и возражения против того, что поэты (как и художники слова вообще) неослабеваемо вводят в обиход целые фразы, слова, образы (Грибоедов, Толстой, например). Конечно, каждый также поймет, что Кантемир, восстав из гроба, нашел бы в нашем языке весьма малое сходство с современным ему наречием.
Ударясь в словотворчество, москвичи ударились и в две чрезмерные крайности.
Сейчас они печатают: «...Звонкая песнь звончатой свирели...
...В мыслеземных воздушных телах сущих возникали каменные взоры и взгляды, а высеченные из некоего изначального мирня мировые тела трубящих мирязей свивались в двувзглядный взор и медленно опускались на дно морское...»
А через день с трибуны нам преподносится:
— Мы боремся с басурманскими языками!
Ведь если некогда делались попытки «обрусения» русского языка, т. е. замена «глаз» — «гляделками», «носового платка» — «носоутиралищем» и пр. и пр., — то разве «учимец петроградского всеучьбища» (вместо «студент С.-Петербургского университета») и пр. не делают московскую «фракцию» Будущего — «фракцией» Давнопрошедшего? И не потому лишь, что «дерзанья» их имеют привкус русского и итальянского патриотизма, ретроградна борьба их с «басурманом», нет, — но потому, что часто в русском языке отсутствуют слова, которые в своей единственности могли бы заменить собою целую неуклюжую фразу по-русски, — чего москвичи не желают признать.
Новаторы Москвы «ошибаются» положительно во всем, даже в том, что «Лермонтова и Пушкина можно петь под шарманку, а их, “замоскворецких Маринетти”, нельзя».
Правда, поют и о «Дарьяле» и «Выхожу один я на дорогу». Не беда, если народ творит из стихотворения любимого поэта песню (хотя бы и для шарманки). Но вот если поэт из затасканной песни выкраивает футуристские opus’ы — дело неважное.

...Ты вся мила, ты мне близка
И вот — дала кольцо...

Это уж, простите, просто:

— Дарила-говорила:
«Носи и не теряй!..»

Пусть москвичи, националя, пересыпают фразы не «басурманскими» словами («газ», «букет бульварных проституток», «камин», «пальто», «музыка», «портрет», «генерал», «драма», «поэт»), — пуская заимствуют у «стариков» и эгофутуристов их слова («пята», «двувзглядный» etc.), — лишь бы opus’ы их соответствовали их теориям.
Мало понапачкать литографским способом полдюжины брошюрок, мало сбрасывать с пьедестала прежних кумиров, — нужно создавать и давать свое, собственное.
Но футуристы Москвы своего не дают, — они выдают за свое — чужое.
А это уж нисколько не «веще».

Ивей [Иван Игнатьев]

* Впервые слово эгофутуризм упомянуто в 1911 г. Игорем Северянином. См. «Засахаре Кры».
** Впрочем, и сейчас некоторых москвичей трудно отличить от первых декадентов и импрессионистов: те же «лиловые арабы» и пр. сопровождают их «футуристичность».
*** По странной случайности, те же самые слова находим в кн. Н. Вавулина «Безумие, его смысл и ценность», вышедшей осенью 1912 г.
**** Я не имею здесь в виду ассо- и диссонансы.

Опубликовано в сборнике «Всегдай» весной-летом 1913 г.